«Это конец моей жизни. Все такое важное уже было и прошло. Детство, голод, война, любовь, дети. Папу расстреляли немцы. Мама осталась одна беременная Галиной и нас четверо. В память о папе я храню самотканый пояс. Он никогда нас не бил, но я была вредная и, однажды, он припугнул, что накажет меня, если не перестану делать шкоду. Я испугалась. Вредничать перестала. До сих пор пояс храню.
Впервые я увидела себя в зеркало, когда мне было около десяти лет. Не помню точно. Мы продавали евреям щавель. У них в доме было зеркало. Я расстроилась, когда увидела свое отражение, потому что была бледная, худая и одета в некрасивое пальто. Прибежала домой и плакала. Мама подвела меня к ведру с водой, и сказала, что я самая красивая.
За мешочек щавеля нам платили пять копеек. Мы с сестрой купили бусы. Я выбрала салатового цвета. Пошла за водой в колодец, нагнулась посмотреть, глубоко или нет и, бах, мои бусы полетели вниз. Сколько я плакала! Наверное, и сейчас лежат там.
Столько всего было за эти годы. Я сама себе всё выбивала: аттестат, и работу. Тогда сильная грамота была не нужна. Четыре класса польской школы, потом пришли Советы, проучилась один год, потом немцы пришли. К ним в школу я не пошла. Они в юнаки стали записывать. Это, как пионеры у Советов. Я и еще несколько ребят испугались и убежали. После войны окончила 10-й класс в вечерней школе. Я уже работала тогда в паспортном столе. У меня был хороший почерк и меня сразу взяли.
Появились деньги. Я уже могла шить и покупать наряды. Платья придумывали сами. Фасоны рисовали с прохожих в городе. Мама делала выкройки. Мы с сестрами строчили. Я очень любила шляпки. Поеду в Минск в командировку – обязательно куплю себе новую шляпку.
Я была фарсистая. Мне нравилось наряжаться. И кавалеров у меня было много. Но любила я Сергея, своего мужа. Пять лет мы с ним дружили. Он увидел меня, когда мы с подружкой гуляли зимой по улице. Такая мода в нашем городе была – молодежь собиралась и ходила туда-сюда по улицам. Хлопцы девчат высматривали. Потом домой их провожали.
Я достала себе плюшевое пальто. Дядя к резиновым сапожкам прибил деревянные каблучки. Мама завязывала мне красивый платок и закалывала брошь, чтобы все цветы были видны. Сергей влюбился в этот платок. Потом рассказывал, что не видел ни меня, ни подругу, а только цветы на платке. А я думала, что этот солдатик за нами все ходит и ходит. Вот так и прожили с ним тридцать один год. Троих детей родили. Жили дружно. Ругаться некогда было.
Была мода на золотые зубы. Мне так захотелось поставить золотые коронки. Сергей отговаривал меня. Но я все равно сделала. Часто вспоминаю, как он взял меня на колени тогда, обнял, приговаривал, что любит.
Умер Сергей от онкологии после Чернобыля. Сгорел за несколько месяцев. Вместе с ним умерли все его деньги. И я осталась одна. Дети еще учились, надо было помогать. Отдам всю пенсию им, а сама зубы на полку, как есть. Моя свекровь, когда умирала, отдала мне тетради с молитвами. Однажды я помогла женщине вылечить палец, просто помолилась над ней. Палец прошел. Потом ко мне стали ходить люди, просили помочь. Я не отказывала. Денег не брала, а от куска хлеба не отказывалась. Так и выживала.
Я некрасивая, долгоносая. Сама себя похвалю, тогда смотрю, и, правда, красивая. Каждому лицу свой нос идет. Молодые все красивые. Целый альбом этих фотографий. А жизнь пролетела, как один день. И у тебя пролетит. Я вот уже думаю, надо начинать раздавать свои платья. Зачем они мне? Если умру, начнут выбрасывать. А так я сама людям отдам. Любимого платья нет. Какое надену, то и любимое. Сейчас я покажу, какое у меня богатство. Я такая богатая, только нет у меня отца и мамы».