Нам не кажется

У меня стоит диагноз – маниакально-депрессивный психоз, он же – биполярное аффективное расстройство. Много лет я пыталась справляться традиционным способом – лекарствами, но год назад, во время очередного обострения я приняла препарат, в дозировке, в два раза меньшей чем обычно – и очнулась на полу в своей кухне.

Я узнала о существовании целого комьюнити. Люди создают группы поддержки, телеграм-каналы, и то, что я там увидела, мне не понравилось. Люди говорят о принятии своей болезни. Они обсуждают препараты, которые сокращают жизнь человека в среднем на пятнадцать лет. О том, что депрессия лечится только антидепрессантами, а мания – это любое проявление, вплоть до экстравагантного цвета ногтей. И, главное, принятие болезни – это признание того, что с тобой что-то не так, что ты – кривой, больной и неправильный, что теперь ты – зависимый. Навсегда. Каждый свой шаг ты должен контролировать – и не просто наблюдать, а как та училка, которая била по рукам за помарки.

Я окончательно поняла, что это не выход и пошла к психотерапевту, который мне открыл глаза на то, почему у меня появилась депрессия. Я увидела, что почти все – то, что мне преподносили как мою блажь – чистая правда, и то, что я чувствую – действительно так. Мне – не – кажется. Это не только в моей голове. В моей голове начала складываться целая картинка.

Вся эта психотерапия не была похожа ни на что, что я себе представляла, а я имела представление о ней только из американских фильмов типа «Клана Сопрано». Оказалось, что на этих сеансах я могу бессвязно материться, травить байки про своих бывших любовников, шутить, рассказывать про свои приключения под ЛСД, плакать, бить посуду от злости. Практически все, что угодно, и самое главное – меня поймут.

Однажды я пришла на сеанс в ужасном состоянии. Я плохо говорила, я не выходила из дома и не мылась неделю, и выглядела как леший. Психотерапевт попросила меня описать ее убийство. Я сказала: «В смысле? Ну я же не хочу вас убить.». Она ответила: «Ну попробуйте! Ну это же весело – это же как в кино, главный герой убивает своего психоаналитика». И я стала рассказывать, – сначала нехотя, потом вошла во вкус. Я в красках описывала, как бы я выдавливала ей глаза, как бы била ее головой о стену. Когда сеанс закончился, я приняла душ и ушла гулять. С тех пор мне становилось лучше и лучше.

На этих сеансах я убила не только своего психоаналитика. Я убила почти всю свою семью, и мать, и отца, и всех бабушек, а также всех своих одноклассников и учителей. Я устроила настоящий геноцид. Практически для каждого нашлась своя пытка, и это было прекрасно.

Главное, что нужно знать о депрессии – это то, что это отживший механизм психической защиты, когда агрессия, направленная на другие объекты, направляется на себя самого, и одна из главных задач терапии – изменить этот механизм. Так что желание убить оказывается совершенно обоснованным и естественным. Оно потом уходит – и становится хорошо и радостно только от того, что оно больше не имеет к тебе отношения. Ты теперь знаешь, как постоять за себя. Ты не пытаешься быть тем, кем не являешься. Ты начинаешь спрашивать – кто я?

Сначала это пугает – ведь ты, оказывается, не девочка-с-биполяркой. Ты понятия не имеешь, что ты любишь, и что ты за человек. Ты вообще не имеешь представления, как живут люди, у которых нет депрессии. И с этого момента начинается самое интересное, – потому что больше нет того мучительного ужаса и скуки, и чувства бессилия, и ощущения того, что ты задыхаешься, и ты можешь пробовать что-то новое. Ты ведешь себя иначе – и каждый день не такой, как предыдущий. День сурка кончился.